В условиях скудных осадков, что означает ограниченный доступ к чистой воде для питья и орошения, Хиоло, ее муж и пятеро детей были вынуждены покинуть родную деревню в афганской провинции Бадгис в мае, когда закончилась работа на ферме. Семья уже продала свой скот. Тем не менее, они едва могли позволить себе купить хлеб. На последние деньги они добрались до Герата, где сейчас живут в лагере для внутренне перемещенных лиц.
«Эта засуха была особенно тяжелая. Не было ни воды, ни работы, ничего», – говорит худая мать, кормящая на руках своего младшего ребенка.
«Мы копали ямы и обкладывали их пластиком, чтобы хранить воду, собранную во время дождя и снегопада. Но в этом году у нас почти не было ни того, ни другого».
Из-за многолетней войны и разногласий внутри правительства, а также столкновений на этнической почве и ландшафта, затрудняющего доступ к сельским общинам, реальное управление водными ресурсами в Афганистане практически отсутствует.
По данным USAID, только 42% афганцев имеют доступ к безопасной питьевой воде, и только 27% сельского населения имеют доступ к санитарным сооружениям. Прошлой зимой в стране выпало значительно меньше осадков в виде дождя и снега по сравнению с долгосрочным средним показателем – 34% и 44% соответственно. Но эксперты утверждают, что проблема заключается скорее в управлении водой, чем в ее нехватке.
Неудовлетворительное управление водными ресурсами
«В 1960-х годах население страны составляло 10 миллионов человек, и водных ресурсов и ирригационной инфраструктуры было достаточно. С тех пор население увеличилось в три раза, но расширения инфраструктуры не произошло», – сказал Ассам Маяр, преподаватель по управлению водными ресурсами в Кабульском техническом университете. «Воды достаточно, но ею не управляют, чтобы она была доступна в течение всего года».
Первая попытка справиться с засухой была предпринята в 2018 году, напомнил он. «До этого у правительства не было плана по борьбе с засухой. Засуха в том году затронула 22 из 34 провинций страны и привела к перемещению более 260 000 человек. Она также усугубила проблемы продовольственной безопасности страны, и в том году около 10 миллионов человек столкнулись с продовольственным кризисом».
В мае этого года более половины территории Афганистана уже переживало засуху, и ситуация будет только ухудшаться по мере роста населения и усиления воздействия изменения климата. Эти кризисы могут стать более частыми. Афганистан занимает 10-е место среди стран, наиболее уязвимых к изменению климата в Глобальном индексе адаптации Нотр-Дам. Если не уделять серьезного внимания обеспечению доступа к воде, голод может стать более распространенной проблемой, предупреждает Маяр.
«С 1900 по 1980-е годы развитие и управление водными ресурсами определялось парадигмой «индустриальной современности». В ту эпоху в центре внимания правительств было развитие крупномасштабных проектов, часто называемое «гидравлической миссией», – говорит инженер-гидротехник и эксперт по управлению водными ресурсами Навид Расули.
Афганистан начал свою гидравлическую миссию в 1950 году, но вскоре вступил в войну, в то время как другие страны мира продолжали строительство крупномасштабных водных инфраструктур, объясняет Расули.
«Затем мы увидели появление экологического движения в других странах, особенно на Западе, что привело к созданию экологических организаций, а также к просвещению и повышению осведомленности», – добавил он. «Мы стали свидетелями перехода к приватизации и повышению ценности воды». Афганистан никогда не сталкивался с этими дальнейшими событиями, влияющими на управление водными ресурсами.
Универсальный программный подход не для всех
Затем в 2005 году в Афганистане был внедрен признанный во всем мире метод интегрированного управления водными ресурсами (ИУВР), который стал панацеей для решения водных проблем во всем мире.
«ИУВР было разработано западными организациями. Но в Афганистане земля не была готова к его реализации, так как там была огромная нехватка гидравлических инфраструктур. Там не было гражданского общества, правительство было слабым, не было экологических организаций и частного сектора», – говорит Расули. «Итак, кто же будет внедрять эти рамки? Это была одна из основных проблем, объясняющих, почему управление водными ресурсами потерпело неудачу».
ИУВР – это модель, основанная на опыте практиков водного хозяйства. Международная сеть Global WaterPartnership описывает ИУВР как «процесс, способствующий скоординированному развитию и управлению водными, земельными и смежными ресурсами с целью максимизации экономического и социального благосостояния на справедливой основе без ущерба для устойчивости жизненно важных экосистем.
В 2006 году была принята Временная национальная стратегия развития Афганистана (I-ANDS), целью которой было восстановление ирригации, улучшение ресурсов подземных вод и внедрение модели ИУВР. В 2008 году вместе с I-ANDS был разработан пятилетний план водоснабжения.
«Закон о воде 1991 года был пересмотрен и скорректирован в соответствии с принципами ИУВР, что привело к значительным изменениям в водном секторе – по крайней мере, в бюрократическом смысле, включая изменение единицы управления водой с политических границ на речные бассейны», – сказал Расули.
«Проблема никогда не заключалась в отсутствии рамок для управления водными ресурсами в Афганистане. Фактически это была очень амбициозная структура, но реализовано было очень мало».
Еще одна проблема заключалась в том, что международные доноры «не были заинтересованы в финансировании базовой инфраструктуры из-за трансграничных компонентов», – а именно этого хотело афганское правительство, объяснил Расули. Вместо этого они сосредоточились на создании институтов и политики.
Конфликт и трансграничные проблемы
Афганистан имеет только одно соглашение о воде – афгано-иранский договор 1973 года о воде реки Гильменд – несмотря на то, что он находится в бассейнах четырех трансграничных рек с пятью другими странами. Есть также примеры того, как Афганистан не был включен в региональные рамки, например, плотина Ирано-Туркменской Дружбы 2004 года на реке Харируд, текущей из Афганистана.
«Мы не готовы к заключению соглашений с нашими соседями. С научной точки зрения мы не готовы – у нас нет данных, чтобы понять, что нам нужно и в каком объеме мы должны поставлять воду нашим соседям», – говорит Асеф Гафури, бывший руководитель аппарата Министерства водных ресурсов и энергетики (MoWE), ныне доцент кафедры журналистики и политологии Университета Кардан в Кабуле.
Большую роль сыграл и длившийся десятилетиями конфликт, как с точки зрения влияния на финансовые возможности, так и с точки зрения последствий на местах. В мае этого года талибы захватили плотину Дахла – вторую по величине плотину в Афганистане. В начале июля были убиты 16 сотрудников службы безопасности, находившихся на контрольно-пропускном пункте на плотине Салма. Существует история споров с соседними странами, которые привели к нападениям на объекты водной инфраструктуры.
Нестабильная ситуация в сфере безопасности также ограничивает доступ к сельским общинам для проведения обучения по вопросам водных ресурсов или наращивания потенциала и навыков. Одним из основных последствий войны является то, что она также означает, что на такие вопросы, как управление водными ресурсами, выделяется меньше средств, а перспективы привлечения частных инвестиций невелики.
«В страну хлынули миллиарды долларов, но сколько из этих денег было напрямую инвестировано в управление водными ресурсами?» – спрашивает Абдул Басир Азими. Он был заместителем министра финансов MoWE в период с 2016 по 2018 год.
Азими отмечает, что после четырех десятилетий войны Афганистан нуждается не только в новых проектах, но и в масштабном восстановлении существующей инфраструктуры. Все это требует больших затрат.
«Мы должны строить крупномасштабные плотины для хранения воды, развивать каналы, инвестировать в систему очистки и улучшения системы водоснабжения в городах и обслуживания клиентов», – говорит Азими. «Вам нужны финансовые ресурсы. Вам необходимо эффективное, действенное, подотчетное управление – коррупция и отсутствие потенциала являются факторами, которые мы не можем игнорировать».
Централизованная система водоснабжения
Азими также подчеркнул проблемы централизованной системы.
«Все управляется из Кабула. У нас есть местные органы водоснабжения, мэры, губернаторы, но в конечном итоге бюджет и закупки проектов управляются в Кабуле», – пояснил он.
И последние события только усугубили эту проблему. В 2019 году Министерство водных ресурсов и энергетики (MoWE) было разделено на две части, одна из которых – Национальное управление по регулированию водных ресурсов (NWARA).
«Имеющаяся сеть NWARA функционирует, но она не в состоянии ни финансово, ни технически помочь сообществам, расширить возможности доступа к чистой воде», – говорит Тайеб Броманд, специалист по водным ресурсам и изменению климата. В отличие от министерства водных ресурсов, NWARA не отчитывается перед парламентом, что означает отсутствие прозрачности в том, как расходуются средства, сказал Броманд, добавив: «Большинство проектов, реализованных за последние 20 лет, не поддерживаются. Если ситуация сохранится, как сейчас, доступ к чистой воде будет снижаться».
